Насилие бывает видимым (физическим, очевидным) и невидимым (скрытым, психическим). Физическое, видимое насилие легче идентифицировать, побои – это вполне реальный факт, ребенку о нем проще рассказать, да и родители легче признаются в "физических наказаниях", порой их самих гнетет факт их "несдержанности", а иногда они не считают это предосудительным и не скрывают. Формально поводом для оскорблений или акта насилия может быть любой проступок ребенка: от самых мелких, вроде невыполненного домашнего задания, до более значительных, например, случая кражи в школе. Часто наказание объективно не соответствует тому поводу, по которому оно применяется к ребенку. Со стороны это выглядит так, будто родителю просто нужен рациональный повод, чтобы выместить свое раздражение, гнев на ребенке.

Насилие может принимать более изощренную и неявную, невидимую форму, связанную с систематическим нарушением родителем границ ребенка, не только физических, но и личностных, психологических. Мать, которая сама моет ребенка в ванной, хотя ему уже 10 лет, нарушает главное правило: "Тело подростка принадлежит только ему"! Или родители, которые выворачивают содержимое сыновнего портфеля в поиске сигарет или "чего похуже", также грубо вторгаются в мир своего отпрыска, хотя и руководствуются заботой. Чтение личного дневника, запреты на дружбу с "неугодными" сверстниками, слишком длительные и слишком частые физические ласки, поцелуи в губы, постоянное вождение за руку, совместное посещение дискотек, переодевание на глазах ребенка, запрет запираться в ванной, полупрозрачные двери в спальне или в туалете, посвящение ребенка во все взрослые подробности своей личной жизни… Все это – индикаторы спутанной семейной атмосферы, в которой ребенку так трудно обрести свою личность и независимость.

Учителям также следует быть внимательными к своим поступкам: можно ли требовать, например, отдать записку, которая адресована другому человеку, и, более того, прилюдно ее зачитать?

Женщина, помня о пренебрежении к ней собственной матери, стала строить со своей дочерью такие любовно-контролирующие отношения, что 15-летней девочке было очень тяжело выносить эту смесь нежной заботы и вездесущего контроля и подавления. Мать все еще провожала дочь в школу, часто ведя за руку, отчего той было неловко перед одноклассниками; все время приводила ей в поучение свой негативный жизненный опыт, в тревоге, что с ней случится то же самое, если она хоть на секунду выйдет из-под опеки матери, в чем-то не послушается ее. Это было похоже на программу: "с тобой неминуемо должны случиться те же беды, что и со мной". Девочку мучили апокалиптические фантазии и суицидальные мысли, она наносила себе самоповреждения и делала множественный пирсинг.

Другая мама все время вспоминала при 10-летнем сыне о своем слабом здоровье, говоря, что от его поведения у нее откажут почки, и она умрет. Причем "плохим поведением" считалось все, что хоть как-то ее могло огорчить. Например, невежливость или малейшее проявление его недовольства или гнева. В результате мальчик испытывал огромную психологическую нагрузку, изо всех своих детских сил пытаясь "не убить случайно маму".

Еще в одной семье отчим слишком рьяно взялся за воспитание старшей дочери, которая в тот период переживала потерю внимания матери (та в новом браке родила ребенка). Отчим, пытаясь обрести авторитет у 10-летней девочки, действовал гестаповскими методами, пресекая "детские пороки" – лень, невоспитанность, несобранность. Девочка приходила в ужас, когда мужчина, разъяренный фактом забытой не в том месте тетрадки, замахивался на нее. Приглашенная для беседы с психологом мать выслушала историю девочки с волнением и согласилась с тем, что дочь нужно поддерживать, защищать. Но потом запретила девочке подходить к специалисту, убедив ее в том, что "психолог гипнотизирует детей и внушает им плохие мысли". Сама же не отвечала на телефонные звонки, а классному руководителю говорила, что у них "все в порядке".

Когда ребенок говорит о насилии, которому нет свидетельств, разобраться в ситуации нелегко. Сообщение ребенка скорее всего взволнует того взрослого, которого он выберет для доверительной беседы. И весьма вероятно, что возникнет желание "немедленно спасать бедного ребенка от опасности". И также вероятно, что в противовес этому желанию возникнут сомнения: а правда ли это? Действительно ли имело место насилие, или же ребенок выдумал историю от начала до конца с какой-то целью? Может быть, он сердит на кого-то из взрослых и хочет отомстить? Может, он просто что-то не так понял в действиях взрослого? Может, украсил подробностями вполне допустимую воспитательную сцену так, что она превратилась в сцену насилия? А может, он и сам верит в свою собственную фантазию про какое-то насилие, не происходившее в действительности?

Надо быть очень внимательным и осторожным в такой ситуации. Если ребенок выдает фантазию за действительность – взрослый поверенный должен поговорить с ребенком по душам и направить к психологу, чтобы тот помог ему преодолеть фантазии.

Жестокому обращению ребенок может подвергаться со стороны родителей и любого члена семьи, кто обладает над ним властью. Если насилие исходит от отца, то обычно с молчаливого согласия матери: она чаще всего сама подчиняется безграничной власти мужа, как бы отдавая ребенка в жертву тирану. У таких женщин на глазах словно шоры, которые не позволяют им видеть и осознавать происходящее с их детьми: тревожные сигналы игнорируются, мать не замечает подавленного состояния детей, не верит их словам о жестокости другого родителя, считая это фантазиями (особенно, если речь идет о сексуальном насилии), не придает значения даже следам побоев на теле ребенка. Или же мать оправдывает поведение отца, утверждая, что таким образом он "заботится" об этих "несносных" детях, пытается их поркой "уберечь от беды", к которой их несомненно приведет "порочное" поведение. И делает он это потому, что "по-другому они не понимают". И даже может сама настаивать, чтобы отец физически наказывал "провинившегося" ребенка.

12-летний мальчик попал к психологу после того, как, получив двойку, взобрался на подоконник и пообещал выброситься в окно, если оценка будет выставлена в журнал. Объяснял он это тем, что за двойку ему так влетит от отца, что лучше уж сразу умереть. Разговор с мамой свелся с тому, что "да, действительно, отец его сурово наказывает за двойки, но что я могу поделать, я ведь не работаю, я не могу ему слова поперек сказать, а то вся жизнь рухнет, зато вот за пятерки он ему по 100 рублей дает, только не вызывайте отца в школу, он все равно не придет".

В фильме "Торжество" на пышном семейном празднике – 60-летии отца большого семейства – его взрослый сын начинает открывать страшные тайны о насилии в своем детстве. Но – агрессия в ответ обрушивается на него самого: его пытаются выгнать с праздника, обвиняют в безумии и фантазировании, высмеивают и стыдят, пытаются заставить извиниться за свои слова. И он действительно выглядит как бы безумцем среди этой милой публики – своих родных и близких.

Если насилие исходит от матери, то позиция отца в такой ситуации, как правило, пассивная. Либо он не живет с семьей, чему предшествовал болезненный разрыв. Материнское насилие – гремучая смесь вины, мести, триумфа и любви без границ.

В крайних случаях ребенок начинает получать от насилия удовольствие. Один мальчик говорил: "Правильно, что мама меня бьет", а мать потихоньку приходила в ужас от того, что теперь ребенок как будто сам вынуждал ее поколотить его: это стало для него чем-то вроде наркотика, без которого он не мог жить. Получилась такая патологическая пара, в которой уже никто из ее участников не мог существовать друг без друга. И не было в семье третьего, мужчины, чтобы помочь перестроить эти страшные отношения.

Властная мать может ставить очень благородные воспитательные цели относительно ребенка-мальчика: "хочу, чтобы он стал настоящим мужчиной", "чтобы был самостоятельным и ответственным". Для достижения этих целей она может критиковать его за "не мужское поведение" и применять физические наказания, показывая, что он не таков, каким она могла бы его любить. Мать начинает считать, что сын "весь в отца", унаследовал его недостатки. Единственным способом добиться от ребенка соответствия своим требованиям мать считает необходимость "выбить из него дурь". Такое воспитание мальчика может потом отразиться на его мужественности: он будет ее лишен.

Когда родители обсуждают с психологом проблему физических наказаний, многим из них даже не приходит в голову, что это может значить для ребенка, какие чувства может вызывать у него. Для многих родителей является открытием, что своим "плохим" поведением ребенок что-то сообщает им, только по-своему, с помощью поступков, а не слов.

Откуда же берутся родители, проявляющие жестокость по отношению к своим детям? Да ведь это те самые люди, которых в их собственном детстве не уважали, нарушали их права, не любили, а семейные нормы и ценности были искажены. Они выросли и, не отдавая себе в этом отчета, повторяют вновь и вновь ту же патологическую схему взаимоотношений.

Ребенок может вызывать разные чувства, и не обязательно всегда позитивные. И если взрослые будут стараться понять, откуда у них берутся негативные чувства по отношению к детям, они сделают огромный шаг к исправлению ситуации. Но если нет – когда-нибудь они не смогут сдержаться и нарушат границу. 

Что чувствует ребенок, которого бьют самые близкие и любимые люди? Страх, отчаяние, ненависть, гнев, безысходность, вину, стыд, одиночество, бессилие. Ребенок, ставший жертвой насилия, никогда уже не будет прежним, даже если все осталось в прошлом. Насилие навсегда оставляет раны в душе. Чтобы облегчить душевную боль, некоторые дети стараются забыть не сами жестокие события, а только те чувства, которые с ними связаны. Но в итоге ребенок может стать бесчувственным и эмоционально закрытым, ведь если воспоминание о плохом осталось, а сопровождающих его страха, гнева, унижения, стыда больше нет в сознании, то человек становится неспособным сопереживать другим людям. "Раз я ничего не чувствую, почему другие должны иметь чувства?" Другой способ забывания – это "вычеркивание" из сознания самих событий. Теперь человека не беспокоят воспоминания. Его беспокоит их отсутствие. Провалы в истории, неспособность воспринимать свою жизнь как непрерывную череду событий, невозможность вспоминать прошлое – все это может быть косвенным признаком психической травмы в результате насилия.

Еще один способ справиться с чувствами, возникшими в результате насилия, – это "передать" их другим. Психика ребенка совершает "кувырок" – он начинает ощущать себя не жертвой, а самим агрессором, как бы "меняясь местами" со своим мучителем. И он направляет агрессию на внешний мир, заставляет страдать других. Ему становится легче – страдает не он, а кто-то другой. И ребенок ломает и уничтожает вещи, мучает животных, бьет других детей, обзывает и унижает их, грубит учителям. Исследователи-психологи выяснили и еще один факт. Люди, подвергающиеся насилию, и особенно дети, как бы впускают агрессора в свой внутренний душевный мир. Насилие настолько сильно воздействует, что ломает психологические защиты индивида. Жертв преследуют кошмарные сновидения, мучают мысли о собственной никчемности, постоянно звучит тема самообвинений, часто возникают желания причинить себе боль – повредить свое тело, совершить суицид, они страдают от депрессий. Пережившие насилие чаще других становятся жертвами нового насилия, словно "притягивая" к себе неприятности, проявляют рискованное поведение, втягиваются в разрушительные пагубные привычки – злоупотребление алкоголем, наркотиками, компульсивное переедание. Жертвы сексуального злоупотребления часто оказываются втянуты в проституцию.

Опасность насилия заключается также в возникновении психологического явления, получившем название "стокгольмский синдром" (в 1973 г. в Стокгольме, при освобождении заложников вдруг обнаружилось, что они вступили в союз со своими захватчиками, стали поддерживать и оправдывать, несмотря на их жестокость). Механизм срабатывает сам собой – жертва, чувствуя вначале бессилие, полную зависимость и ужас, постепенно начинает "подключаться" к своему мучителю, принимая его позицию и методы как правильные и хорошие, тем самым приспосабливаясь к агрессору и снижая степень своего страха и беспомощности. Теперь жертва "в сговоре" с агрессором и направит свой гнев на тех, кто будет пытаться ее освободить от гнета мучителя. То же самое может происходить и в семье, это явление называется "бытовой стокгольмский синдром". Так, жертвы насилия впоследствии могут быть "соучастниками" жестокости, которую совершают другие. Например, ребенок может найти себе агрессивного "друга", чтобы под его защитой наблюдать, как тот бьет других.

Парадоксально, но наше общество проявляет терпимость к насилию. Людей возмущает жестокость фильмов и телепередач, насилие в целом – как некий феномен человеческого существования. В то же время люди редко вступают в борьбу с повседневным бытовым насилием и задумываются о собственном поведении по отношению к близким.

Стереотипы рисуют портрет агрессора – маньяк с отталкивающей внешностью, грязный и подозрительный. Но в реальной жизни насилие может осуществлять любой, даже самый милый и обходительный с посторонними человек. Что же касается сексуального насилия, то в подавляющем числе случаев – это "домашнее" насилие, т. е. совершаемое ближайшими членами семьи.

Есть мнение, что с человеком, подвергшимся насилию, будь то физическое, сексуальное или психологическое, лучше поменьше говорить об этом, самым правильным кажется – забыть и отвлечься на другие, позитивные темы. Это неверно. Страдающий ребенок остается наедине со своими переживаниями и убеждается во мнении, что факты жестокости и насилия настолько ужасны, что никто не в состоянии о них даже слышать, даже вслух говорить об этом нельзя, иначе все слишком испугаются и перестанут с ним иметь дело.

Наверное, каждый учитель хотя бы однажды сталкивался с такой ситуа­цией: ученик приходит в школу с синяками и ссадинами, и когда педагог интересуется, что произошло, ребенок признается, что его побил кто-то из родителей. Что делать учителю? Вызвать родителей в школу для серьезного разговора? "А имею ли я право вторгаться в семейные дела? А что, если я только усугублю ситуацию своим вмешательством? И ребенку влетит еще больше? Теперь уже за разглашение семейной тайны?" – теряется в сомнениях учитель. Идея о перевоспитании агрессивного родителя при помощи душеспасительной беседы – утопическая. Учителю не удастся справиться с этим в одиночку: слишком уж щепетильная и конфликтная ситуация. Да и разбушевавшийся родитель вряд ли согласится мирно разговаривать с учителем. Скорее в школу придет второй родитель и будет оправдывать супруга, объяснять, жаловаться, пытаться добиться сочувствия. В этом случае учителю нужно обратиться за помощью к другим школьным работникам – к психологу и социальному педагогу. Не помешает и помощь специалиста по защите прав ребенка. Психолог сможет выяснить причины, которые привели к насилию, предложить психологические способы работы с семьей и ребенком. Социальный педагог возьмет на себя правовую сторону вопроса. И вместе со специалистом по защите прав ребенка обеспечит, если понадобится, взаимодействие с представителями власти. Конечно, закон на стороне ребенка, который не может сам за себя постоять. Он защищает его права на безопасность. Однако трудностей на этом пути немало. Начиная с того, что в школе должности социального педагога и специалиста по правам ребенка зачастую заняты людьми, которые эти функции не выполняют. Да и администрация школы может проявить пассивность. Причины разные. Например, 11-летний мальчик пришел в школу с кровоподтеками на руках. Признался, что отец побил его ремнем с пряжкой. Но мальчик – сын высокопоставленного чиновника, публичной персоны... А сколько еще родителей, покорно посещающих психолога, но ничего не собирающихся менять в отношениях с детьми? Выправлять опасную ситуацию должна команда специалистов под руководством директора школы.